– Почему ты так считаешь? – спросил я с некоторой долей любопытства.
– Потому что после этого чувствуешь себя виноватым. Когда ты узнаешь, как сильно привязан к предмету владелец, или что без него он обанкротится, или что он будет убит горем, если его украдут, то тебе станет неохота забирать его. И когда настанет время делать свой ход, то, возможно, ты заколеблешься, а колеблющиеся воры в конечном итоге попадают либо в тюрьму, либо в могилу.
Я собирался развить тему, но хозяин счел нужным именно в эту минуту снова присоединиться к нам. Балансируя с бутылкой и тремя стаканами в руках, он подцепил ногой стул и подтащил его к нашему столику.
– А вот и мы, – объявил он, сваливая перед нами свой груз. – Самое лучшее в заведении, то есть самое лучшее, какое осталось после вчерашнего праздника. Сами знаете, как это бывает. Сколько ни припасешь, никогда не хватает.
– Нет, мы этого не знаем, – поправил его я. – Надеемся, вы нам расскажете.
– Совершенно верно, – кивнул он, наполняя стаканы. – Знаете, я все еще не могу поверить тому, что вы так мало смыслите в политике.
– В политике? – моргнул я. – Какое отношение к политике имеет Большая Игра?
– Она имеет к ней самое прямое отношение, – величественно произнес он. – В этом-то вся и суть. Разве вы не понимаете?
– Нет, – откровенно признался я.
Ресторатор вздохнул.
– Так слушайте, – сказал он. – В нашей стране есть две потенциальные столицы. Одна из них Вейгас, а эта, как вы, наверное, уже знаете, Та-Хо.
Я этого не знал, но счел неуместным признаваться в своем абсолютном невежестве. Я тугодум, но не до такой же степени!
– Поскольку во все времена и в любом месте может быть только одна столица, – продолжал он, – два эти города каждый год состязаются за право быть ею. Город-победитель избирается столицей и служит резиденцией правительства. Приз – символ этой власти. Последние пять лет он принадлежал Вейгасу. И вчера мы наконец отвоевали его.
– Вы имеете в виду, что Большая Игра определяет, кто будет править страной? – воскликнул я, когда до меня вдруг дошло, в чем тут дело. – Извините за вопрос, но разве это немного не глупо?
– Не глупее, чем любой другой способ избирать руководство, – заявил, пожав плечами, ресторатор. – Он, безусловно, куда лучше войны. Думаете, это случайное совпадение, что мы пятьсот лет играем в Большую Игру и у нас за все это время не было ни одной гражданской войны?
– Но если Игра заменила гражданскую войну, то что же… – хотел спросить я, но тут меня перебила Тананда.
– Мне очень не хочется перебивать, – сказала она, – но если мы хотим опередить толпу, то пора идти. Где, вы сказали, находится Хранилище Приза?
– Один квартал вперед и шесть кварталов налево, – объяснил хозяин ресторана. – Вы узнаете его по толпе. Я приберегу оставшееся вино, и вы сможете прикончить бутылку, когда освободитесь.
– Мы бы это оценили, – улыбнулась Танда, расплачиваясь за еду.
Она сумела верно дать валюту, потому что владелец ресторана принял ее, не моргнув глазом, и любезно помахал нам на прощание.
– Я надеялся кое-что выяснить об этой Большой Игре, – пробурчал я, когда мы удалились за пределы слышимости.
– Нет, ты не выяснял, – поправила меня проворница.
– Не выяснял? – нахмурился я.
– Нет. Ты впутывался, – ответила она. – Мы здесь находимся для того, чтобы добыть подарок ко дню рождения, а не затем, чтобы вмешиваться в местную политику.
– Я не впутывался, – возразил я. – Мне просто хотелось получить немного сведений.
Тананда тяжело вздохнула.
– Скив, – начала она, – послушайся совета опытной путешественницы по Измерениям. Слишком много сведений – это яд. У каждого Измерения есть свои проблемы. Если начнешь узнавать все ужасные подробности, то тебе обязательно придет в голову, как просто было бы помочь им. Коль скоро увидишь проблему и решение, начинаешь чувствовать себя обязанным вмешаться. А это всегда приводит к неприятностям, которых нам полагается избегать в этой экспедиции. Понял?
Я чуть не указал ей на ироничность ситуации: она советовала мне избегать неприятностей на пути к краже.
Как мы и предполагали, несмотря на ранний час, у Хранилища Приза толпился народ. Когда мы приблизились, я вновь подивился телосложению местных жителей, точнее, отсутствию такового.
Тананда, казалось, не разделяла моего интереса к собравшимся и ловко прокладывала себе путь сквозь скопище народа, заставляя меня следовать за ней. Никакой организованной очереди не наблюдалось, и к тому времени, как мы прорвались в одну из многочисленных дверей, толпа сделалась достаточно плотной, чтобы затруднить наше продвижение. Тананда все же продолжала протискиваться к Призу, но я остался у двери. Мое преимущество в росте давало мне возможность разглядеть Приз и оттуда.
Издали он казался еще более безобразным.
– Ну разве он не великолепен? – вздохнула стоявшая рядом со мной женщина.
Мне понадобилось время, чтобы сообразить, что говорит она со мной. Теперешняя личина делала меня больше ростом, и женщина обращалась к моей груди.
– Никогда не видел ничего подобного, – честно признался я.
– Ну конечно же, – согласилась она. – Ведь это последнее творение великого скульптора Чтотама, созданное им до того, как он сошел с ума.
Мне пришло в голову, что статуя, скорее всего, была создана после того. А потом я подумал, что, возможно, она-то и свела его с ума, особенно если он ваял ее с натуры. Я так увлекся этой ужасной мыслью, что даже вздрогнул, когда Тананда коснулась моей руки, снова оказавшись рядом.